Автор: ДАТИ МАРЦИЯ МАРГЕРИТА

ВОЗВРАЩЁННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ СТЕПАНА ЭРЬЗИ: ВПЕЧАТЛЕНИЯ, ВЛИЯНИЯ И СВЯЗЬ С ЕВРОПЕЙСКИМ ИСКУССТВОМ НАЧАЛА ХХ ВЕКА.
МОЯ ВСТРЕЧА С ЭРЬЗЕЙ

Страница 10

Яркий представитель этого течения в скульптуре, без сомнения, Винченцо Вела (1820—1891), чьи произведения вдохновлены сильным импульсом обличения, в основе которого лежит сильное сочувствие, объединённое с интуитивным сознанием трагической судьбы народа. На ту же самую линию я бы поставила и произведение Риккардо Рипамонти  Судебная ошибка и произведение Франческо Чуза Мать убитого (1907, Рим, Галерея современного искусства).

Кажется, что эти темы освещал и Эрьзя. Достаточно вспомнить скульптуру, представленную на VIII Двухгодичную Выставку в Венеции, которая, с одной стороны, выражает драматичность момента, предшествующего смерти, с другой — является своего рода социальным обвинением. Мы не должны забывать, что в течение своего пребывания в Милане и багодаря контактам с художественным окружением, без сомнения, он встречался и с членами литературного движения Скапильятура Демократика, или, конкретнее, с той группой радикально настроенных молодых интеллектуалов, республиканцев, анархистов и социалистов, которым удалось создать именно в начале века, в Милане, свободную и передовую культурную среду, из которой впоследствии выйдет футуризм. Внутри этого движения выделяется фигура Медардо Россо, автора мятежного и революционного.
На выставке в Риме в 1911 году и в Осеннем салоне 1912 года, как было уже сказано, был представлен Эрьзя вместе с Модильяни, Мартини, Россо и многими другими. Боччони именно в этот год публикует Манифест футуристической скульптуры, где говорится: “В скульптуре каждой страны доминирует слепая имитация решений, унаследованных от прошлого, имитация, которая поощряется двойной боязнью, — традиций и простоты. Во всех этих  проявлениях скульптуры и даже в тех, которые имеют наибольшее дуновение обновлений и удачи, увековечивается то же недоразумение: скульптор копирует наготу и изучает классическую скульптуру с невинным убеждением: найти стиль, соответствующий современному восприятию, оставаясь в рамках традиционной концепции скульптурной формы […]  Необходимо, чтобы скульпторы убедились в этой абсолютной правде: хотеть создавать произведения с элементами египетскими, греческими и теми, которые использовал ещё Микеланджело, это как носить воду ведром без дна в пустую цистерну”.

В этом случае есть смысл спросить, какое, в точности, место занимает Эрьзя  во всём этом: находится, в основном, под влиянием миланского авангарда или более близок к технике Микеланджело, изменённой Роденом; в какой степени приближается к футуризму, разделяет основные направления, выставленные с таким пылом и уверенностью в Манифесте Боччони?

Я думаю, значение итальянского периода в творчестве скульптора в том, что Эрьзя, пусть и впитывая различные тенденции современного искусства, вырабатывает свой личный стиль. Этот стиль, хотя уже и присутствует в скульптурах, созданных в Италии, но ещё в стадии эксперимента и достигнет максимального выражения в последующий период. Таким образом, я бы рассматривала Италию как своего рода важную школу для скульптора.

В любом случае, произведения этого периода уже полностью выражают глубокое духовное содержание, которое Эрьзя пытается передать каждому из нас.