Автор: БУТРОВА ЕЛЕНА ВЛАДИСЛАВОВНА

В ПОИСКАХ СОБСТВЕННОГО ОБРАЗА.
ЭВОЛЮЦИЯ ТВОРЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ В РИСУНКАХ СКУЛЬПТОРА ЭРЬЗИ

Страница 7

Нетрудно заметить, что если в ранних рисунках (и скульптуре) для Эрьзи главное — изучение натуры и еще сильно присутствие школы, то в последующие годы он начинает предчувствовать большую тему. В автопортретах более позднего периода меняются не только возрастные характеристики и внешние детали, автор идет дальше натуры — додумывает образ, романтизируя его. Так, в ряде автопортретов 1912—1915 гг. Эрьзя акцентирует сходство с Христом, моряком или монахом (в живописном автопортрете 1925 года).

Сохранился небольшой карандашный набросок, выполненный в начале 20-х годов на Кавказе и легший в основу известного живописного автопортрета 1925 года (подаренного Эрьзей впоследствии ученице А. Урарту), в котором художник предстает в образе рыбака или моряка. Выразительно все — линия, плавно очерчивающая капюшон,  выбившийся локон, пристальный взгляд и трубка, ставшая неизменным спутником образа Эрьзи на многочисленных фотографиях и в кинофильмах.

Появление трубки в работах скульптора — ещё одна тема для исследования психологии творческой личности. Ведь для Эрьзи автопортрет — это самоанализ и противопоставление: я и другие, ощущение собственной значимости, поиск дополнительного смысла. В 20-х годах трубка — символ респектабельности и “буржуазности” — нередко воспринималась обществом как социальный вызов. Эрьзя знал и понимал это. Но вызов — способ его творческого существования. Вызов в автопортретах этого времени открыто звучит во взгляде, а также  в наглухо запахнутом воротнике, тогда как в ранних, как мы помним, ворот распахнут, беззащитно обнажены шея и плечи.

Наиболее показателен в этом смысле не сохранившийся карандашный автопортрет 1923 года, опубликованный в газете “Наш голос”. Изборождено морщинами лицо стареющего человека,  немало повидавшего и пережившего, но и уже хорошо знающего себе цену. В его взгляде сквозит изрядная доля нарочитого высокомерия, респектабельность же образу придают детали. Эрьзя изображает себя с трубкой, акцентируя свое упрочившееся социальное положение. Перед нами уже не сомневающийся юноша, а уверенный в себе, уважаемый мастер, известный “маэстро”.

Проследить диалектику развития образно-пластических характеристик в графических автопортретах Эрьзи гораздо сложнее, чем в живописных или, тем более, скульптурных. Но без этого невозможно понимание творческой эволюции скульптора.

НАБРОСКИ ФИГУР, КОМПОЗИЦИЙ

Один из первых дошедших до нас набросков Эрьзи датируется 1909 годом и изображает сидящую мужскую фигуру с дорожным сундучком и посохом, а рядом — контурный набросок сидящего в той же позе обнаженного юноши. Оба наброска сделаны с натуры и с большой долей уверенности следует констатировать, что перед нами — один из первых автопортретов скульптора. Если позволить себе отвлечься, то можно почувствовать, как символично звучит образ странствующего художника — словно своеобразный эпиграф к творческой биографии Эрьзи. 

В многочисленных набросках женских фигур молодого скульптора занимает задача: выявить естественную, “животную” грацию женского тела, поэтому он чаще всего рисует юных натурщиц. Наиболее интересен набросок женской фигуры со змеями (1914), выполненный в Карраре. Возможно, рисунок задумывался как этюд движения, фиксация пластического мотива и лишь потом был осмыслен автором как образ Евы. Такие элементы рисунка, как змеи, были добавлены скульптором явно позднее, что свидетельствует о сюжетной разработке образа. Контурный рисунок с легкой штриховкой передает сложное движение гибкой молодой модели. Динамично движение рук, постановочна поза, манерен изгиб тела — это характерные стилевые признаки модерна, как и сам мотив — женщина со змеями.