Автор: КЛЮЕВА ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА

ЭВИТА — МОДЕЛЬ СТЕПАНА ЭРЬЗИ

Страница 8

Эвита запечатлена Степаном Эрьзей в зените карьеры, в расцвете красоты и женственности. Ей 30 лет, она достигла всемирной известности, награждена дюжиной разных национальных орденов, её имя носят корабли, школы, парки, станции метро, даже вновь открытая звезда. Её портреты украшают фасады домов, выставляются в витринах кафе и магазинов, они есть в доме у каждого бедняка. Скульптура представляет собой парадный портрет — иным и не могло быть её изображение в этот период. Фигура высотой в 1 метр, выполненная в цементе, отличается реалистической манерой исполнения.

Королевская стать, грациозная фигурка, ослепительная улыбка, декольтированное, с узким лифом и широкой длинной юбкой платье, густые волосы, уложенные в сложную высокую причёску. Эвита увешана массивными драгоценностями: на ней ожерелье, серьги, браслеты — раритеты её невероятной коллекции.

Именно такой она описана теми, кто видел её в триумфальные 1947-1949 годы. Анна Смирнова-Марли, приехавшая в 1947 году в Аргентину, вспоминала встречу с нею на вечере во французском посольстве: “<...> первой появилась Эвита Перон — под руку с французским послом. Её появление было настоящим спектаклем — увидеть это дорогого стоит. Она была редкой красавицей, как солнце! Блондинка, хотя и ненастоящая, с чудесной причёской, в волосах — прекрасный бриллиантовый месяц, очень красивое лицо, изумительное белое платье французского кутюрье, президентская лента через плечо — она только что вернулась из Парижа, где накупила невероятное количество платьев, ожерелий и прочих миллионных побрякушек. Вслед за ней появился генерал Хуан Перон, очень интересный внешне, с женой французского посла под руку <...>”. [5].

Мэри Мейн так описывает это “чудесное цветистое творение середины века”: “Её светлые волосы зачесаны назад и собраны в тяжелый узел на затылке <...>, высокие округлые скулы и юный достаточно выпуклый лоб <...>. Она была стремительной, сверкающей, хрупкой, словно стрекоза <...>. На публике она изображала почти непрестанную сияющую улыбку. Её кожа была чрезвычайно бледной <...>. В свои роскошные наряды она одевалась теперь только по очень редким официальным поводам — в те длинные широкие юбки, которые она стала предпочитать для торжественных выходов вскоре после своего возвращения из Парижа и из-за которых ей приходилось становиться на шаг или два впереди тех, с кем она фотографировалась <...>. В этих официальных нарядах она частенько позировала перед гобеленами, которые были развешаны по стенам резиденции и создавали мрачный и царственный фон для её бледной красоты <...”>
[1, с. 320-321].

Ю. Н. Папоров, работавший в те годы в Аргентине, считает, что в эрьзинском портрете “внешнего, фотографического сходства мало” [3, с. 235]. Действительно, неприятно поражает непривычный левый профильный ракурс лица, запечатлённый на фотографии: прекрасная Эвита кажется похожей на хищную рептилию. Однако Мэри Мейн, неоднократно видевшая первую леди, пишет: “Те, кого Эва не могла очаровать своим обаянием <...>, отмечали её холодный взгляд рептилии”
[1, с. 296].