Автор: ГУНДЫРЕВА ТАТЬЯНА ВЛАДИМИРОВНА

ИКОНА “БОГОМАТЕРЬ ЗНАМЕНИЕ”” ИЗ ФОНДОВ МРМИИ —
ОБРАЗЕЦ РАННЕГО ИКОНОПИСНОГО ТВОРЧЕСТВА С. Д. ЭРЬЗИ.
К ВОПРОСУ ОБ АВТОРСТВЕ, БЫТОВАНИИ И РЕСТАВРАЦИИ

Страница 3

Естественно, на формирование страстного, драматичного, мудрого, порой тра гически напряжённого искусства Эрьзи оказали влияние многие факторы: традиции московской школы живописи и скульптуры конца 19 — начала 20 века; итальянское Возрождение художник воспринял через фресковую живопись, которая дарила столь привлекательную полуматовую поверхность и через мужественные образы, созданные великим Микеланджело. Импрессионизм Франции обогатил технику художника раздельным мазком и текучестью форм. Но существовал ещё один фактор, несомненно повлиявший на технический стиль художника и на выбор тем, — это его занятие иконописью.

Один из интереснейших вопросов, на который хотелось найти ответ: в какое время была написана икона? На этот счёт может быть несколько версий. Из биографии художника известно, что увлекаться живописью он начал ещё подростком. В 14 лет окончил школу, занимался крестьянством. Всё свободное время он посвящает живописи. У Г.О. Сутеева мы находим, что “не имея красок, готовит их сам. На берегу собирает разноцветные меловые камни, пережигает их и растирает. Этими красками он пишет на маковом масле. Подготовленные таким способом краски оказались настолько прочны, что до сих пор остаются совершенно свежими... Кисти готовил также сам из щетины. Впоследствии на старом винокуренном заводе он достал какую-то старую картину, смыл с неё краски, а полотном воспользовался. В это время на остатке старого полотна он написал свою первую икону “Бог Саваоф” для церкви села Алтышева... Церковь сгорела, таким образом, погибла первая его вещь. В 1889 — 1990 годах для церкви села Баева Степан написал большую икону “Бог Вседержитель”. Там же и написанный им крест с изображением Воскресения, распятия, глаза Господня и Адамовой головы”1 . Можно предположить, что именно в это время, когда Степан ещё не получил специального образования, и была написана интересующая нас икона. Но, занимаясь реставрацией иконы, реставраторы сделали заключение, что она написана, судя по пигментам, “настоящими”, а не самодельными масляными красками. Кроме того, довольно качественно выполнено грунтование холста. Грунт использован белый, клеевой, средней толщины и выдержан по технологии написания икон, он сделан намного профессиональнее, чем живопись. Следовательно, икона была написана уже после того, как Степан получил некоторые навыки работы в иконописной мастерской. Согласно автобиографии, в 1893 году (по воспоминаниям же Эрьзи, записанным М. Г. Сергеевым и Г. О. Сутеевым, в конце 1890 года, по другим источникам, в 1892 году) он поступает в иконописную мастерскую Тылюдина в Алатыре, где растирал краски и присматривался к работам. Через полтора месяца Степан переходит в иконописную мастерскую Криналина — Иванцова, где прожил полгода. “Здесь он подготовлял доски для живописи и под позолоту — “левкасил” и исполнял массу других обязанностей, не имевших отношения к живописи”, — пишет, со слов С.Д. Эрьзи, Г. О. Сутеев2. Этот факт достаточно ярко иллюстрирует предположение о времени написания иконы именно в алатырский период, когда Степан уже научился хорошо “левкасить”, а живописание, судя по всему, оставалось на уровне мальчишеского увлечения и проявления природного таланта.

И всё же нельзя исключить ещё одну версию о времени исполнения иконы. В 1893 году (в 17 лет) Степан едет в Казань, где в иконописной мастерской Петра Андреевича Ковалинского постигает секреты иконописи, пройдя путь от ученика и подмастерья до основного мастера артели. “Я был основным мастером потому, что хозяин мне доверял. Я не пил, все остальные мастера были пьяницы и посылать их в деревни для росписей церквей было рискованно. Уж очень много они пили”, — вспоминал впоследствии С. Д. Эрьзя3. Как нам кажется, атмосфера, царящая в иконописных артелях, в какой-то степени объясняет безбожничество самого Эрьзи. “Все мастера, подмастерья и даже ученики были страшные сквернословы и богохульники. Нигде и никогда я не встречал больших богохульников и атеистов, чем среди богомазов. Да и сам-то я тоже был неверующий. Вот в такой среде я жил много лет”4 . Но, как нам кажется, Эрьзя вовсе не считал ненужными иконостасы, скорее, он трагически воспринимал ремесленнический характер работы над ними и не мог смириться с образом жизни артельных иконописцев.

В 1896 году Ковалинский берёт его на ярмарку в Нижний Новгород, где в этот момент проходила Всемирная выставка с участием русских художников. Нам хорошо известно, какой переворот произошёл в судьбе Эрьзи после её посещения — он порывает с иконописью, решив посвятить себя светской живописи. П. А. Ковалинский словно предчувствует пристрастие Степана. По воспоминаниям последнего, он вёз его в Нижний Новгород не столько на Всемирную выставку, сколько для посещения храмов и монастырей с целью изучения росписей и других образцов иконописи, что могло пригодиться ему для последующей работы. И потому, можно предположить, что знакомство с Серафимо-Понетаевской иконой могло произойти в момент пребывания Степана в Нижегородской губернии.