Автор: БЛИНОВ ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ

ПАФОС И ТРАГЕДИЯ РЕВОЛЮЦИИ В ТВОРЧЕСТВЕ С. ЭРЬЗИ

Страница 2

Красивые молодые мертвые тела... Мужчины, женщина... Ребёнок! На II-й Международной эрьзинской конференции ученый-историк из Мордовского университета натолкнул меня на мысль: не трагедия ли Ипатьевского подвала воспроизведена Эрьзей в этой скульптуре? Действительно, окна екатеринбургской школы, которую возглавлял профессор скульптуры С.Д.Эрьзя-Нефедов, были визави с окнами  мрачного особняка с заколоченными подвальными окнами. Именно здесь произошла страшная трагедия XX века, гибель царской семьи, расстрел и взрослых, и детей. Кровавая казнь свершилась примерно за месяц до приезда Эрьзи на Урал!

В “Жертвах” нет фотографического изображения  погибших в застенках дома Ипатьева. Но можно предполагать, что эта уникальная по форме и содержанию работа ассоциативно связана с Уральской Голгофой.

Борения мысли, противоречивость как самой революции, так и судеб её вершителей происходили и в мировоззрении Эрьзи, а следовательно, и в его творчестве. На это не стоит закрывать глаза, наоборот, деяния выдающегося скульптора следует рассматривать именно в их диалектике, в сложной объективности, в выражении идеалов простого народа и сомнений интеллигенции.

Особого разговора заслуживает ленинская тема. К сожалению, по злому умыслу гэбэшников была уничтожена может быть лучшая работа, изображающая Ленина-мыслителя. В двойном  портрете — корявая, “природная” голова Маркса (выражение сложных философских исканий) и напряженно, до инсультного вздутия висковых жилок, думающий Ленин. Всё тот же мучительный вопрос: куда идем, правильно ли мыслим, за что боролись?

В контексте нашей темы рассмотрим ещё ряд работ. На Урале в период гражданской войны Эрьзя высекает голову Иоанна Крестителя как олицетворение страстотерпца, погибшего за Истину. Тема жертвенности не оставляет Эрьзю. Через двадцать лет в далёкой Аргентине из-под резца ваятеля появляется “Голова казнённого”. Молодой человек, с аккуратным пробором в густых волосах... Ему бы жить, радоваться, любить, творить... Слух о жестоких репрессиях тридцатых годов на родине Эрьзи доходил и до Южной Америки. Революция не кончалась. И в скульптуре “Отчаяние” (1936) Эрьзя вновь, почти “дословно”, хотя и в несколько иных формах,  возвращается к трагедии, воплощенной им  в “Скорби” (1918).

Наконец, глубоко символичный “Пламенный” (1934), навеянный, вероятно, мятежными событиями,  постоянно потрясающими южноамериканский континент. Но, возможно, “Пламенный” — эхо русской революции или трагедии 30-х годов?.. Постамент из грубого куска кебрачо “изрешечен пулями”. Пафос и крушение, образ мечтателя-романтика и трагический исход его бытия...

Степан Дмитриевич Эрьзя жил и творил в соответствии с эпохой, с думами и надеждами, с реалиями и утопиями человека и Человечества. Его творения  заслуживают более углублённого исследования с точки зрения их мотивов, духовности, социальной содержательности.